Константин Саливончик: “Из сожжённой деревни я родом”

– Когда началась война, мне было чуть более трёх лет, – вспоминает Константин Саливончик. – Жили мы в деревне Лука, в 30-ти километрах от Кобрина, рядом с шоссе «Брест – Минск». В то утро я проснулся от взрыва – недалеко от нашего дома в огород упала авиационная бомба. Звон разбитых стёкол, крики людей… Я очень испугался и стал плакать – кто-то подхватил меня на руки, куда-то понёс… В этой суматохе я впервые услышал слово «война». Самолёты обстреливали всё, что двигалось. Одна из очередей прошла рядом с нашей телегой, когда мы, бросая всё, уезжали на хутор. Отец сказал, что в тот день нас спасла лошадь – в нас не попали. И всё же вскоре мы вернулись в родную деревню – ведь там осталось всё наше хозяйство. Начиналась жизнь в оккупации…

Как отмечает Константин Михайлович, в первые дни немцы разрешили жителям похоронить погибших. Хоронили прямо вдоль обочины, рядом с шоссе. В числе тех, кто хоронил, был отец Константина Саливончика. Документы погибших он прятал на чердаке дома. Они сгорели вместе с домом в 1944 году. Константин Михайлович вспоминает, как сильно переживал отец, что все погибшие останутся пропавшими без вести.

А к осени в деревне появились военнопленные. До самой зимы они жили и умирали от холода и голода под открытым небом – вышки с часовыми, колючая проволока… С разрешения немецкого руководства жители деревни стали готовить пленным еду из своих продуктов – в первый день в числе шести семей готовила и мать Константина Саливончика. Позже она рассказывала, что пищу к лагерю доставляли вёдрами. При выдаче началось настоящее столпотворение – голодные, истощённые люди падали друг на друга. Чтобы навести порядок, немцы открыли стрельбу… После всего увиденного мать проплакала целый день. Умерших хоронили сами пленные После войны мы, дети, знали места захоронений. Сейчас там вырос лес…

– Когда началась перестройка, я писал об этом на телевидение, в рубрику «Свободный микрофон», – рассказывает Константин Саливончик. – Телевизионщики посетили деревню, встретились с очевидцами, фильм был показан по 1-му каналу. Однако дальше этого дело не пошло.

Между тем всё чаще давали о себе знать партизаны. Ночью они сносили столбы телефонной связи, а днём военнопленные их восстанавливали. Всё более частыми становились и стычки партизан с немецкими постами, и выходы партизан на шоссе – поэтому в конце 1942 года лагерь военнопленных был ликвидирован.

Подобные вылазки дорого обходились для населения. Как вспоминает Константин Михайлович, однажды после очередного боя люди ушли из деревни в лес. Через несколько дней стали возвращаться назад.

– Настаивал на возвращении и мой отец, но мать не соглашалась – словно сердце чувствовало беду. На четвертый день немцы окружили деревню и всех арестовали. После расследования за связь с партизанами жители были расстреляны – по одним данным, в районе железнодорожного моста на Пинском направлении, по другим – возле шоссе на Брестском направлении, где установлен памятник.

После облавы и расстрела жители деревни начали уходить в партизанский отряд, который базировался в Споровских болотах (ныне Споровский болотный заповедник). Сам отряд располагался на семи островах, посреди огромного болота на берегу Белого озера – ныне там город Белоозёрск. Жили в землянках…

– Помню, как однажды отец принёс парашют и пришёл весь мокрый – где-то провалился в болото, – вспоминает Константин Саливончик. – В 1943 году родился мой брат Леонид. Я и старший брат Иван заболели воспалением лёгких. Пенициллина не было, и вскоре Иван умер – когда отец вёз его в деревню к своей сестре… Горю родителей не было предела.

А весной 1944 года немцы решили уничтожить отряд – командование отряда начало эвакуацию семей по льду Белого озера. После оттепели ударил мороз – старый лёд ещё не растаял, а новый был очень тонким. Лошадь тогда спасла семью Саливончиков во второй раз – уже возле самого берега лёд не выдержал, и лошадь провалилась, но всё-таки сумела вытащить повозку на берег.

– Отец оставил семью в деревне Мосты Берёзовского района, а сам вернулся в отряд, – рассказывает Константин Михайлович. – Через несколько дней немцы стали бомбить лагерь, в деревнях начались обыски. Пустующие дома сжигались. Пришли немцы и в тот дом, где нас оставил отец. Искали оружие – но ничего не нашли. Один из немцев подошёл ко мне, и спросил: «Где твой отец?» Я ответил, что папу убили бандиты. Так отвечать меня научили родители – бандитами немцы называли партизан. А на второй день всех жителей деревни согнали к сараю. Мать знала, что именно так, в сараях, немцы сжигают людей. Можно было только надеяться на чудо – и чудо произошло. Посовещавшись о чём-то, солдаты отпустили сельчан – мы остались живы. После этого мы перешли в деревню Буды, где жили старшая сестра и брат отца. До нашей деревни оставалось всего 4 километра.

Тем временем фронт приближался, немцы становились всё более злыми и мнительными, и люди продолжали прятаться в лесах. Однажды Константин Михайлович с семьёй оказались в болоте между копнами сена. Шёл бой, была слышна стрельба, летели трассирующие пули.

– Люди начали возвращаться в деревню – там уже были наши солдаты, – вспоминает Константин Саливончик. –  Это было освобождение. А днём мы увидели дым над лесом. И мама сказала: «Смотри, сынок, это горит наш дом». Оказалось, что моя родная деревня Лука была сожжена дотла – так немцы отомстили сельчанам за партизанское движение.

Отца Константина Михайловича отпустили на две недели для благоустройства семьи, которая поселилась в погребе. Отец поставил примитивную печку и со старшим братом Николаем ушёл на фронт. Николай погиб под Варшавой, а отец дошёл до Берлина и вернулся только в 1946 году. Он умер в 72 года. Ещё жива мама Константина Саливончика, 20 марта ей исполнилось 96 лет. О ней заботится младшая сестра Константина Михайловича – Нина Михайловна, не забывает её и другая сестра – Валентина Михайловна, которая сейчас живёт в Минске. Как отмечает Константин Михайлович, мама всегда очень радуется, когда сын приезжает к ней в Кобрин, и плачет, когда он уезжает.

Сам Константин Саливончик в 1958 году переехал в Караганду, где связал свою жизнь с угольной промышленностью, а в 1968-м переехал в Солигорск, где и проживает на сегодняшний день, с 1989 года находится на заслуженном отдыхе. Как отмечает Константин Михайлович, накануне юбилея Победы ему хотелось бы от всей души поздравить с этой памятной датой всех тех, с кем прошло его детство, – Алексея Антончика, Степана Антончика, Алексея Колядича, Петра Матвейчика, Константина Чепелевича, Владимира Четырбока и всех живых свидетелей тех событий. Его история, живая и страшная, – одна из многих тысяч историй детей военного лихолетья, детей с обожжённым детством, навсегда сохранивших в памяти истинное лицо войны.